Самый короткий новый год в моей жизни :)

уже лучше. в следующий раз сразу пиши сколько народу пузырь водяры разбивает.

так вот собственно - я же писал уже что кто тебе сказал что водяру и траву, например, надо вместе употреблять?.. нехороший коктейль такой получаеца, гро. подозреваю что именно из-за таких коктейлей ты и не пьёшь теперь.

так это!.. так с умом то надо всё это употреблять. нафига еще и курить и пить всё за раз?.. да еще и по два раза в неделю?.. нет уж - лучше вы сами так.

 

А кто мне говорил, что нельзя вместе то?

ок. По отдельности.

Тогда. 4 раза в неделю. 2 раза - пузырь водяры на троих, 2 - галюциногенов. На пятый день - травы.

Субботу воскресенье тогда смело герыча можно, уже не страшно...

 

а у самого мозг не работает?..

спасибо гро, мы еще поживём тогда.

а кто тебе сказал что именно на этой неделе и водка и расширители?.. это же не планирование на неделю.
я те по поводу выпивки и расширителей отдельно говорил. если и то и то юзаем, значит недельные дозы каждого компонента значительно снижаюца.

гро, детский сад прямо какой-то. нужно же иметь хоть чуточку меры! я и пытаюсь тебе уже это даже нарисовать, а ты всё равно не понимаешь. хотя для каждого из нас это и так понятно - можно еще выпить или уже не надо.

чё та я смотрю ты всё усугубляешь и усугубляешь... скажи честно - ты так же как-то пьянствовал как говоришь и поэтому теперь только чай, да?

 

Ёпта, я твой градусник обдумываю. А там никаких запретов про отдельности, да и про пиво вечерами тож ничего нету...

Ещё раз. Давить пузырь водяры на троих через каждые 2 дня - это нормально или ты градусник таки поправишь?

 

гро, мне тут тогда придётся таблицу рисовать соответствий одного другому. на такой шаг я пойти не могу.

естественно данный градусник бессмыслен без моих предварительных статей на темы "о мере пития", "как пить?", "как курить?", "ганс и его команда", "нахуя попу баян?!" и остросюжетный детектив писателя DF'а "карты, спирт и трансвеститы".

 

Хм... Эй, Арчер, а давай бизнис закатим? Бум братьям по разуму пиво возить... И сливовицу!

 

Надо... Серебрянную долькой лимона, золотую четвертинкой апельсина посыпанной корицей...

Есть еще боди-шот... ммм... Но это уже розговор совершенно особый...

 

Угу... Но это для серебрянной. Для золотой лучше четвертинка апельсина посыпанная корицей... Без соли ессссно!
Попробуй - не пожалеешь!

Еще есть боди-шот... ой, молчу-молчу...

 

Давай колись

 

Нуууу... Значит так.

Вариант про серебранную текилу.

Берется девушка... Красивая... Абалденная фигура - обязательное условие!

Кладется на бар... На стол тоже можно, но хуже.

Дольку лимона даем ей держать в зубы, текилу наливаем в пупок а соль сыпем куда-нить ниже пупка (куда приличия позволяют)

хм...

Ну, дальше все стандартно:

Слизываем соль, всасываем текилу, скусываем лимон... Можно еще девушку поцеловать - раз уж мы там...

Ну вот такая вот... эээ... закуска. хе-хе...

 

- Анютка, мне страшно.
- В смысле?
Я сижу на краешке кровати. Рысь сидит на своей кровати, прямо напротив меня. Я никак не могу продышаться. Дыхание сбивчивое и поверхностное. Наконец мне удается сделать более-менее нормальный вдох.
- Мне надо тебе кое в чем признаться? на самом деле, я не совсем завязал. У меня не простуда, а ломки. Я только что бегал по улицам, искал, где тут можно чего достать. Это было ужасно. Мне страшно. По-настоящему страшно. Я думал, что я в завязке, что у меня получилось. Я очень хотел, я пытался? я был уверен, что у меня получилось?
Она молчит. Почему сегодня все молчат? Как будто я говорю в пустоту, или в зеркало, или в резиновую стену, и слова отскакивают от нее и липнут ко мне, или к бездыханному мертвецу, который напрягает свой мертвый слух, чтобы услышать хоть что-то, и я уже изнемогаю от непомерных усилий перевести это молчание на язык слов, и сам спотыкаюсь на каждом слове, но продолжаю искать правильные слова ? продолжаю искать, но тщетно.
- Да, я знал, что это будет непросто, - говорю я. ? За все надо платить? и я был готов заплатить? Но, блядь, теперь-то какая разница?! Прости меня, Аня. Видишь, я весь в соплях. Мне сейчас очень плохо. Сегодня я вряд ли смогу заснуть. И есть ничего не могу. Черт.
- Я могу тебе чем-то помочь?
- Не злись на меня.
- Я не злюсь.
- Мне страшно. Страшно, что я найду наркоту, и страшно, что не найду.
- Я знаю. То есть, я понимаю? Я помогу тебе, Торч. Тебе надо как следует постараться и вообще не искать. И не брать.
- Но как мне работать в таком состоянии? Я же вообще никакой. Ни на что не гожусь. Я в полном раздрае. И вообще, я сейчас заплачу. Знаешь, мне хочется плакать.
- Ну, так поплачь. Иди сюда.
Я встаю, разворачиваюсь и сажусь рядом с ней; она обнимает меня за шею и кладет мою голову себе на плечо. Я как-то неловко вывернул шею, так что мне даже больно. Рысь падает на спину, увлекая меня за собой, и теперь мы валяемся на ее постели, и моя голова лежит на груди у неё. Ощущения странные. Я такой большой, а она такая маленькая. И вообще все странно, и я себя чувствую куклой-марионеткой, и тошнота подступает к горлу.
- У меня изо рта не воняет?
- Да нет, не особенно. Водкой пахнет.
- Я тебе блузку испачкаю. ? Глаза у меня слезятся, сопли текут в три ручья.
- Забудь про блузку. Делай, что тебе нужно.
Закрываю глаза. Какая она хорошая, Аня. Какая добрая. Она положила руку мне на висок, и я вжимаюсь лицом ей к грудь, и глаза у меня закрыты, я ? в темноте, и мне так одиноко, и страшно, я весь измучен, сил нет никаких, я удручен и растерян, но в то же время мне так спокойно и так уютно, и мне себя жалко, но мне не противно от этой жалости, потому что я такой слабый, и так благодарен Анютке, и мы оба срываемся, падаем, словно листья, в огромную прорезь, и я цепляюсь за неё, и она вовсе не против держать меня, и сердце сжимается у меня в груди, и высыхает, и превращается в камень, и она говорит:
- Я тебя люблю?
Как такое возможно? Но я все равно не плачу, хотя очень хочу заплакать. В голове бьется вопрос: что это значит? Почему она это сказала? Зачем? Она хочет меня поддержать, но ее слова звучат как-то неправильно. Я молчу, и мое молчание превращает ее слова в страшный дом с привидениями из детства, сумрачный и пустой, и печаль, наконец, низвергается, и меня прорывает, и я плачу, и все снова становится настоящим, и мы возвращаемся к первоначальному сценарию, или как это лучше назвать, и я рыдаю, и хлюпаю носом, и вся ее блузка в моих соплях, и она меня любит, как красивая мама, а я - ее непутевый ребенок, и мы с ней можем заняться изысканным сексом, если захотим. Но сейчас мы не хотим никакого секса, а я все плачу и плачу, и это так хорошо, хорошо и ужасно, потому что уже слишком поздно, и еще лучше, еще ужаснее, именно потому, что поздно; и я засыпаю в слезах, но просыпаюсь уже через пару минут, еще слабее, чем раньше ? такой потерянный и усталый, и я делюсь с Рысью своей усталостью, и это так жестко, и так прекрасно. Хочу попросить у нее прощения еще раз, но мне надоело просить прощения. Мне надоело, что я всегда и во всем виноват. Мне от этого никакой радости.

Наверное, я должен ей рассказать, что ее ждет. Так будет честно.
- Ты приготовься: я буду ходить весь надутый, в плохом настроении. Буду на все раздражаться и психовать. Я постараюсь следить за собой, но если я буду срываться, ты это не принимай на свой счет.
Сразу становится легче. Всегда становится легче, когда можно выговориться. Когда пытаешься слезть с иглы ? это суровое испытание. Но я знаю: оно скоро закончится, как наказание, как обвинительный приговор. Это не неминуемая судьба, не жестокий рок, от которого не спастись. Я преисполнен надежды, я думаю, мне должно хватить сил. Но мне все равно тяжело. Анютка рядом, и это очень помогает; плюс к тому, в этом странном городе и вправду непросто добыть наркоты, что вроде как тоже мне на руку.
Я говорю ей про того парня, с которым мы договорились встретиться в три часа, и тут же вся моя решимость как-то увядает. Я не могу согласиться с тем, что мне не надо идти на встречу. Начинаю что-то объяснять. Ощущение странное: как будто мой голос звучит сам по себе. Без моего участия. С виду я, вроде, нормальный, но внутри меня крючит и дрючит, я опять одинок, я в отчаянии - защищаю свои инфантильные представления о справедливости, но даже мне самому понятно, что все мои пылкие доводы звучат натянуто и фальшиво. Себя не обманешь. Я пытаюсь быть честным, последовательным и логичным. Говорю, что мне все равно надо встретиться с этим парнем: может быть, у него будет «димедрол», и тогда я смогу заснуть, и вообще, мне сейчас нужно какое-нибудь сильное успокоительное ? но про себя-то я знаю, что если парень притащит мне джанк, я возьму товар, не раздумывая. Мне очень не нравится, что приходится спорить с ней. Я хочу быть один. Зря я ей все рассказал, очень зря. То есть, конечно, не зря, и все же? Дело близится к трем, и я говорю Анютке: держи меня - я себе не доверяю. Я говорю ей, о чем я думаю: изобретаю себе оправдания, почему мне так нужно ширнуться. Мне становится легче. Все-таки хорошо, когда ты не один. Первый кризис прошел.
Весь день я пью и смотрю телевизор, больше меня ни на что не хватает. Днем еще не так страшно. Самое страшное будет ночью. Я обливаюсь потом. Зеваю. Брежу. Из носа течет, глаза слезятся. Ближе к вечеру пробивает понос. Мышцы болят, как будто там у меня внутри ? куски искореженного алюминия, и мне трижды приходится изобретать причины, чтобы выгнать Рысь из номера: мне не хочется шумно блевать при ней и изливаться говном в сортире. Но хуже всего ? постоянное беспокойство и слабость. Я плачу, но не от боли, а от жалости к себе. Уязвимый, несчастный, я преисполнен беспомощного сочувствия ко всем болям мира, равно как и благоговейного изумления пред любым проявлением доброты ? вот как мне плохо. И еще меня гложет тревога и страх. Хочется убежать от себя ? вырваться из своего тела. Что-то там, у меня внутри, хочет меня убить. Сознание работает убийственно четко: вот он я, помещенный во времени и пространстве, и мне угрожает опасность. И вдруг страх на миг отступает. Я в полном изнеможении, но сознание находит трещину в тверди реальности и перетекает в другое место, где ничто на меня не давит, но уже в следующее мгновение блевотина заполняет пустоты, и выплескивается наружу, и меня снова корежит и крутит. В такие минуты я понимаю, как все это банально и мелко, и пытаюсь разговаривать с Анюткой ? ободряю ее и себя. В конце концов, я же не умираю. Есть люди, которым гораздо хуже. Меня волнует другое: черная туча безымянного зла, слепая сила, которая насмехается надо мной, безобразный, всеподавляющий страх, непреходящее беспокойство, которое хуже, чем смерть. Это так хорошо, когда можно плакать. Во всяком случае, лучше плакать, чем нет. Я знаю эту тревогу. Но не знаю, как с ней справляться. Пытаюсь вспомнить, получалось ли у меня хоть раз ее побороть, и была ли она вообще ? в смысле, раньше. До того, как я плотно подсел на винт. Мне кажется, что она донимала меня всегда. Но Аня считает, что нет, и мне опять лучше. Пусть и не надолго. Мне страшно. Скоро она ляжет спать, и я снова останусь один, под прожектором боли и слабости?
И вот наступает ночь. Я не буду об этом писать, потому что мне очень не хочется переживать это снова. Если вкратце: она никак не кончалась, ночь. Я был как будто стена, вся изъеденная изнутри мышами, и кто-то красил меня, и когда краска почти высыхала, меня перекрашивали по-новой. Раз за разом, опять и опять. И всем плевать, никто даже не замечает, что тут что-то не так. Красить стену ? это же не преступление. Ну ладно, ладно.
Иногда я «смеюсь». Не потому что мне весело. Смех - это эксперимент. Проба: получится или нет. Вызов и тренировка. Смех ? это просто звук, который рождается при содействии лицевых мышц. В нем нет особого смысла. Он отдается в пространстве жутковатым эхом, но раз я смеюсь, значит, я существую. Я понимаю, что это безумие, но когда я смеюсь, мне легче.
Меня полощет еще пару раз. Проблеваться - оно хорошо. Пусть мгновенное, но все-таки облегчение. Член какой-то вообще не такой. Сверхчувствительный, и в то же время ? онемелый. Он как будто сам по себе: сам напрягается, сам кончает, почти без моего участия ? причем, кончает, когда еще толком не встал, - но все это как-то поверхностно, механически и формально, словно это какой-нибудь шлюз безопасности на плотине, который открывается при наводнении, чтобы выпустить лишнюю воду. Я переполнен; у меня течет изо всех отверстий. Пот, сопли, говно и слезы. Я весь мокрый, весь.
Я заливаюсь слезами на каждый трогательный сюжет в телевизоре. Посреди ночи, в Кемерово, я тихо плачу, вдруг охваченный щемящей тоской по семье и дому, спровоцированной рекламой какого-то там телефона «для дома, для семьи».
Наконец, я засыпаю: часа через два после рассвета. Сон беспокойный, прерывистый, рваный ? но это лучше, чем ничего. На самом деле, это просто подарок. Я хотя бы чуть-чуть прихожу в себя, и мне бы надо поспать еще, но я не могу. Сажусь на постели и закуриваю сигарету. Ужасно хочется есть. Это хороший знак. Если я смогу хоть что-то в себя впихнуть, значит, все не так плохо. Встаю и иду набирать ванну.
Горячая ванна хорошо расслабляет мышцы, которые были как жесткие комья, сведенные судорогой; теперь они стали как вялые склизкие личинки, ощущение такое, что они медленно расползаются кто куда, но потом вновь собираются вместе и сплетаются в клубки где-то под слоем влажной ночной почвы. Я курю и читаю журнал. Ночь позади. Бессонная, бесконечная ночь, когда одиночество ощущается особенно остро ? она прошла, как кошмарный сон. Начался новый день, когда можно хоть чем-то заняться и не думать о ночных страхах. Мне кажется, я смогу поесть. И я себя чувствую человеком: не сплошной тошнотой и болезнью, а человеком, которому плохо. Разница все-таки есть.

 

Ужасы какие...
Никакие наркотики не пробовал и правильно делал. Кроме спиртного, сигарет и чая с кофе есессно.

 

а также азарта

 

а бабы-с?

 

Ну ВБ еще. Вроде два года как подсел, слезть не могу.
А бабы-с... Сие не наркотик, поелику привыкания нет. Наоборот, разнообразия хоца.

 

Я заливаюсь слезами на каждый трогательный сюжет в телевизоре. Посреди ночи, в Кемерово, я тихо плачу, вдруг охваченный щемящей тоской по семье и дому, спровоцированной рекламой какого-то там телефона «для дома, для семьи».

Вот тут идеально точно. Истощение нервной системы и начало востановления её тонуса.

 

Вот тут я с тобой, Sanek-, не согласен... (впрочем, как всегда )

"Истощение нервной системы" - налицо...
"Чуство вины" - да...
"Никому не нужности (бесполезности)" - да...
"Жалости к себе" - да...

Это так и будет продолжаться, пока не поговоришь с САМЫМ БЛИЗКИМ ТЕБЕ ЧЕЛОВЕКОМ, пока не расскажешь все, чего ты боишься и чего стыдишься. (Гусары, молчать! )

Вот только при этих условиях и начнется "начало востановления её (нервной системы) тонуса".

Это все ИМО, конечно, ребят...
Мне щаз нервы и силы копить нужно.... к 27 января

 

бабы это не привычка, а инстинкт.

 

Санек, это не нервная система. Это работа надпочечников, освобождающихся от интоксикации, вместе с парой ферментов, названия которых не помню. Было когда-нибудь тяжкое похмелье? Не было жалости к себе и всем болям мира? Страха от наступающей смерти медленно и неумолимо. У меня такое пару раз было. Спасение - либо сильное снотворное, либо опять выпить. К сожалению, ничего нервного здесь нет - сплошная физиология. А! Забыл, еще это говорит о попадании желчи в кровь, т.е. - одновремено: надпочечники, ферменты, желчь. Мне, по крайней мере, так объясняли.

 

Я же тока цитату обсуждал, а не вообще всю мессагу. Всё остальное слишком специфично...
Рыси какие-то бегают...Анютки на койке валяются...
И ваще пьянству бой!