Интересный тест, в смысле реализации. Но, емнип, "килограмм" и "килограммов" одинаково допустимо. Уж не знаю, одинаковые ли тексты всем дают.
95% За вопрос по ударению в слове "побаловать" - прибил бы. И вместо того, чтобы в конце написать в каких местах я "ошибся", они скомкали до общего "у вас проблемы с предлогами". Да пошли они нахер! Мудилы. "Учите правила". Учить надо хуеву тучу ваших ебаных исключений в вашем русском языке! А правила на то и правила, что запоминаются легко и непринужденно. Их учить особо и не надо, они ложатся в память легко.
Тридцатилетний Смирнов был учителем русского языка. И, как это принято, литературы. Первого апреля Смирнов проснулся в бодром настроении, упруго, но тихо, чтобы не разбудить жену, соскочил с койки, выскользнул из спальни и, как всегда, справил нехитрый утренний ритуал умывания и прочего, о чём все знают. Когда Смирнов облачался на работу, стараясь не скрипеть половицами, жена вынырнула из-под одеяла, критически осмотрела мужа прищуренным глазом и сказала: — Ну, почему опять эта полосатая рубашка? Я вчера погладила синюю, одень её. — Одень?! — изумлённо прошептал Смирнов, но исправлять не стал, скинул полосатую, взял синюю. На улице светило солнце, утро обещало погожий денёк, только маленькое сизое облачко оттеняло многоэтажку, в которой жили Смирновы. Две минуты до остановки, полторы ожидания — и учитель оказался в автобусе. В мыслях он уже приступал к первому уроку. — За проезд оплачиваем! — гаркнула женщина-контролёр прямо в задумчивое лицо Смирнова. — П-проезд? Оплатить проезд? Да-да, вот проездной... — За проезд, — веско сказала женщина, будто тост произнесла, и удалилась, раздвигая кормой пассажиров, как ледокол пролагает северный морской путь. Ничто больше не омрачило дороги Смирнова к школе, и только на крыльце он случайно столкнулся с учительницей географии. Точнее, она как-то неловко откликнулась на его вежливое ухаживание и умудрилась наступить Смирнову на ногу, хотя он посторонился, придержав дверь. —Ой, извиняюсь, — проговорила учительница географии. Смирнов улыбнулся через силу, хотя это «извиняюсь» острой иглой кольнуло его в самую грамотность. — Здравствуйте! — обратился Смирнов к классу. Шестой «Б» расселся и затих. — Близится окончание года. Время собирать камни, да-с... Сегодня мы с вами повторим глаголы и их спряжение. Раздались тихие смешки. Смирнов оглянулся на доску: вдруг он не заметил какой-то неумной диверсии. Нет, всё было в порядке и на доске, и около. Смешки усилились. — И над чем изволите потешаться? — гася раздражение, спросил Смирнов. — Поясни, Виталий. Виталия учитель выбрал, потому что тот числился на хорошем счету. — Э... Кирилл Петрович, как бы... Ну... — Виталий почесал макушку. — В общем, не их же спряжение. — А чьё? — Смирнов порядком растерялся. — Как чьё? Ихнее же! — с укоризной сказал Виталий. Многие закивали. — Первое апреля, да? Класс молчал. Никто не раскололся. Всё было всерьёз. Смирнову сделалось худо. — Пожалуйста, откройте учебники. Выполните задания со сто восьмого по сто тринадцатое. Тетради в конце урока — на мой стол. Как прошли четыре урока, Смирнов не запомнил. В основном, дети писали самостоятельные работы, а он смотрел в окно на весну. Весна постепенно сгущала тучи и всё сильнее теребила ветви деревьев. Проверка тетрадей превратилась в пытку: спряжения были провалены, все как один писали «ихний», «евонный» и, конечно же, «ейный», падежей не соблюдали, числительные склоняли неправильно, орфография тоже отчаянно хромала. Синтаксис, похоже, вовсе скончался. В неравном бою с тетрадями Смирнов капитулировал на фразе «Вообщем пишеться слитно». Он ещё раз посмотрел, чья это тетрадь. Лены Синичкиной, ученицы с медальными перспективами. Хотя было пасмурно, а ветер хлестал лицо моросью, Смирнов добрался домой пешком. И даже чуть развеялся, постояв на ближайшем мосту и глядя на холодные тёмные воды реки, но голова болела бескомпромиссно, дома сразу пришлось принять таблетку и прилечь. Жена ещё была на работе. Тем лучше, оставалась надежда оклематься к её возвращению. Вот он, зал. Вот он, диван. Дотянулся до пульта. Телевизор ожил на новостном канале. — ... Убыток составил более сто пятьдесят четырёх миллионов рублей, — бодро молотила языком ведущая. — Контроль за расходами премьер поручил министрам финансов и экономразвития. Обои будут докладывать ему ежеутреннюю сводку. Также он приказал о том, что государственная корпорация обязана отдавать ему отчёт каждую неделю. — Боже мой... — прошептал Смирнов, наугад тыкая какую-то кнопку пульта. Телевизор онемел. Зато стало слышно из-за стены соседский «Ленинград»: — А тебя я не люблю... Ехай... Ехай на... Учитель едва успел закрыть уши. Несколько минут он лежал, свернувшись в клубок от головной боли и филологического страдания. Затем осторожно отнял ладони от головы, впуская звук. Тишина. Смирнов сел, осмотрелся. Дикторы беззвучно шевелили губами, бежала строка: «Вирус представляет из себя штамм уже известного...» — Представляет собой, твари! — яростно закричал Смирнов и снова схватился за голову. «Нет, нет и ещё раз нет, — думал он, — такого просто не должно быть... Книги! Есть же, в конце концов, книги!» Забыв о головной боли, он метнулся к полкам, схватил томик Пушкина. «Александр Сергеич Пушкин», — значилось на обложке, но Смирнов не увидел этого отчества, распахнул наугад: Мчаться тучи, вьються тучи; Не видимкою луна... Книга выпала из рук. Учитель на деревянных ногах вернулся к дивану, упал на него безвольной тряпичной куклой и забылся. Проснулся Смирнов перед самым рассветом. Видимо, жена ещё вечером укрыла его пледом, и от осознания её заботы пустота в душе Смирнова заполнилась теплом. Он заглянул в спальню. Жена спала. Вернувшись в зал, учитель взял с журнального столика вчерашний томик Пушкина. — Сергеич... — обречённо прочёл Смирнов, положил книгу обратно, медленно растёр ладонями виски. Потом Кирилл Петрович Смирнов одел полосатую рубашку и брюки, наскоро черкнул записку жене и родне, чтобы ихние совести были чисты, тихо вышел из дома и покончил жизнь с помощью утонутия с ближайшего моста.
В этом шутливом рассказе доля шутки невелика. А я, в свою очередь, все чаще ловлю себя на мысли, что вести переписку по техническим вопросам на английском языке оказывается в разы проще. И вот начинает меня терзать вопрос: а большое количество словоформ, разнообразных хитрых правил и исключений в русском языке - это хорошо или плохо? Вроде как, это постоянная разминка для ума, позволяющая пользователю, что называется, "быть в форме"? Или это все-таки тяжеленные гири на всех частях тела, которые приводят к чрезмерно быстрой усталости пользователя, и, как следствие - снижению эффективности?
Как в том анекдоте про точность и бесполезность ответа? Меня интересует практическая сторона вопроса: от использования русского языка больше пользы, или вреда пользователю?
а ведь находятся и те, кто начинают орать в духе "да чо это так мало букв выкинули из алфавита! давайте еще повыкидываем!" потом идет снижение проходного балла ЕГЭ по русскому и вот это вот всё... а потом "хай бидла жри сваю хавку!"
